Интервью с Яном Маккеем

Интервью было опубликовано в журнале «Доски», номер 5(7), осенью 2001 года, а взято в конце августа 2001 года. С тех пор успел выйти альбом “The Argument” + “Furniture” EP, да и в мире произошли кой какие изменения вроде 9-11, что немного уменьшило актуальность, но нисколько – содержательность ответов. Из «досочного» варианта я убрал большую часть предисловия. Думается, посетители punk.ru и так знают, кто такой Ian Mackaye и что такое Fugazi. Если нет (мало ли), то пусть лезут на dischord.com

Ян Маккей старается общаться с аудиторией непосредственно. Именно поэтому мне не составило великого труда связаться с ним по электронной почте, и договориться о встрече на концерте Fugazi в вашигтонском Fort Reno Park 14 августа 2001 года. Этот бесплатный концерт на открытом воздухе, проходящий ежегодно. К сожалению, Ян был очень занят, чтобы дать большое интервью, поэтому мне пришлось ограничиться (хе-хе) пятиминутным разговором с ним, фотками, номером его телефона для интервью и двухчасовым концертом Fugazi под открытым небом. А спустя месяц состоялся нижеприведенный телефонный разговор.

- А куда я, собственно, звоню? Ты живешь здесь?

- Да, я живу в доме Dischord. Уже 20 лет. Здесь же с самого начала располагается офис Dischord records. Это в Арлингтоне, штат Вирджиния. От Вашингтона отделяет только река.

- Где же живут остальные члены группы?

- Все здесь живут - в Вашингтоне. Джо (Joe Lally - басист)живет в полукилометре отсюда, а Брендан (Brandan Canty - барабанщик) и Гай (Guy Piccioto- гитара/вокал) живут в городе.

- Ты живешь там же где работаешь. Значит ли это, что ты не разделяешь работу и свою личную жизнь?

- Верно подмечено. Моя жизнь - это моя работа.

- Помимо музыки, ты сам занимаещься продюсированием и менеджментом, организацией концертов, переговорами, даешь интервью... Ты еще не устал от этого?

- Почему я должен устать от этого? С тем же успехом я могу спросить тебя: ты не устал есть? дышать? разговаривать? Нет. Жизнь дается для того, чтобы делать что-то, заниматься чем-то. Я счастлив, что делаю то, что делаю. Иногда ты устаешь, иногда долго делаешь одно и то же, и это может фрустрировать. Тем не менее, я делаю это, и счастлив, что у меня есть дела. Я не могу сказать, что устаю от своей работы или что она мне надоела, потому что все меняется. Жизнь и обстоятельства постоянно меняются, и все время есть некий вызов

- После концерта в я был очень впечатлен тем, сколько времени ты уделяешь своей аудитории. Каждый человек, который подходил к тебе, мог поговорить с тобой, получить автограф, сфотографироваться. Тебе это действительно нравится, или ты воспринимаешь это как часть работы и поддерживаешь некий позитивный имидж?

- Мне нравится это. Я люблю общаться с людьми. Когда музыка вошла в мою жизнь, она стала ее основным смыслом. Участие в андерграундной панк/хардкор субкультуре подразумевает контркультурную, по сути, музыку, и то, что люди, создающие ее - это живые люди, доступные и чуткие люди, восхваляющие музыку и восхваляющие жизнь. Мне это действительно очень близко. Если кто-нибудь хочет поговорить со мной, то я отвечаю взаимностью. Если у меня есть дар, то я не могу не делится им. Это не является работой на имидж. Это нормальная ситуация. Если ты зашел в комнату, и четыре человека хотят общаться с тобой, почему бы не поговорить?

- Ты сказал, Fugazi - это часть хардкор-субкультуры,...

- (перебивает) я сказал: “контркультурной музыки”. Я не знаю, какую терминологию можно использовать. Я не знаю, что эти слова могут значить для людей в твоем городе. Использование категорий и классификаций приводит к путанице, потому что в разных местах и для разных людей это означает разные вещи. Можно ли четко дать определение словам “панк” и “хардкор”? Я предпочитаю слова “контркультурный”, “субкультурный”. То, что подразумевает бунтарскую музыку, не обязательно направленную против правительства или мэйджор-лейблов, но бунтарскую по своему духу, воспевающую людей, которые бросают вызов традиционным мышлению и образу жизни.

- Какие группы близки вам по духу в этом смысле, старые и современные?

- Это сложный вопрос. Времена меняются - меняются обстоятельства. В шестидесятые годы куча групп, делающих весьма радикальную для того времени музыку, записывались на мейджор-лэйблах - и это было абсолютно нормально. Сегодня многим людям сложно поверить в бунтарскую сущность групп, работающих на крупные звукозаписывающие корпорации.
В джазе очень много людей с бунтарским сознанием, которые импровизируют и привносят новые идеи. Они пытаются развивать своих слушателей.
Позавчера я был на концерте Unwound - это просто фантастика. Такие группы, как Lungfish из Балтимора, The Ex из Голландии, Shellac из Чикаго - все они уникальны и креативны, и полностью концентрируются на музыке. Это очень важно, потому что я понимаю, что они не занимаются бизнесом. Они думают не о заработке на жизнь, а о жизни.



- А ты веришь в бунтарей на мейджор-лейблах, таких как Rage Against The Machine или Chumbawamba?

- Что касается Chumbawamba, то они были на мейджор-лэйбле всего минуту после 15 лет пребывания в андерграунде. Только один альбом. Это очень интересная группа, состоящая из выдающихся людей. Я знаю их довольно хорошо, и причислил бы к вышеозначенному ряду. Я не слишком близко знаком с RATM, но мне нравится, что они пытаются вести диалог, они заставляют детей подумать о происходящем вокруг них. Но им очень сложно, так как они сами участвуют в том, что они так ненавидят. Сами они считают, что будучи вовлечены в шоу-бизнес, они имеют возможность донести свой “мессэдж” до большего количества людей. Правда это или нет - судить не берусь. Но я бы не хотел оказаться на их месте, так как они уже не могут быть полностью независимой группой.

- К разговору о терминах: многие считают, что с первым альбомом Embrace появилось такое направление в музыке, как “Эмо-панк”...

- (перебивает) Я знаю это, но сам никогда не употреблял приставку “emo”. У этого слова забавная история. В 85-86 годах в Вашингтоне активно развивались некоторая часть местной сцены, из которой вышли такие группы как Rites Of Spring, Embrace, Rain и множество других. Многим циничным людям не нравился их стиль и...да бог его знает, что им не нравилось, но они стебались над такой музыкой и стали называть ее “эмо-кор”. Такая шутка. Типа, не хардкор это вовсе, а какой-то эмоциональный кор. Эту шутку подхватили и фэнзины: когда надо было обругать группу, ее часто называли “эмо-кором”. Но почему-то лет через пять люди стали использовать это слово, как название некого музыкального стиля. Тут же появились группы, якобы в этом стиле играющие. Этого я понять не могу. Мне кажется, что вся музыка является эмоциональной, ее не нужно называть “эмоциональная”. Панк-музыка - изначально эмоциональна. Группы, которые сегодня называют свое творчество “эмо-панком”...Я не нахожу их музыку какой-то особенно эмоциональной, обычно это просто поп-музыка. И для нее придумывается специальное название, чтобы слушателю было проще понять - что он покупает.
Я ничего против этого не имею, но сам выдумывать своей музыке определение не желаю.

- Я слышал, что журнал “Rolling Stone” просит тебя и Fugazi об интервью после каждого нового альбома Fugazi, но ты отказываешься. Если это правда, то почему?

- Ну не после каждого альбома, но пару раз просили. Мы отказались. Последний раз это было года три назад. Мы давно не думаем об этом журнале, да и он о нас тоже, я думаю. Мне не нравятся толстые глянцевые журналы вроде “Rolling Stone” или “Spin”. Прежде всего они представляют из себя каталог продукции мейджор-лейблов. Большую часть их содержания таких изданий составляет реклама. Когда ты последний раз видел независимых музыкантов на обложке “Rolling Stone”? На независимой сцене существует огромное количество выдающихся групп. Если бы “RS” писал о МУЗЫКЕ, то он обязательно написал бы хоть о каких-то из них. Ведь именно такие группы делают музыку, которая влияет на всю современную популярную музыку. Разве Nirvana возникла из ниоткуда? Нет, из панка! Но до “Нирваны” времен “Nevermind” панк не появлялся на обложке “RS”. В центре внимания здесь - не музыка, а музыкальная индустрия и lifestyle. Это способствует продаже дисков, одежды, еды и чего угодно еще. Я вовсе не хочу сказать, что это - воплощение зла. Наверное, там есть интересные статьи и хорошие журналисты, но нам до этого нет дела. Просто они занимаются вовсе не тем, с чем мы связаны. Они пишут о чем-то другом.
Как группа Fugazi мы не считаем себя частью музыкальной индустрии, частью lifestyle, связанного с маркетингом. И мы не хотим, чтобы нас использовали для пропаганды подобной системы. Мы хотим оставаться собой, делать свою работу. Мы можем общаться с людьми непосредственно, а они могут общаться с нами. Нас не надо раскручивать. Такие издания и MTV могут создавать суперзвезд, раскручивая их. Однако, когда промоушн прекращается, люди перестают слушать музыку этих звезд. Что, они перестали быть гениями? Я не знаю, но, похоже, весь мир думает так. Поэтому и возникают группы, которые продают первый альбом тиражом 8 миллионов экземпляров, а потом не могут продать и 20 тысяч копий следующего альбома. Неужели их музыка стала настолько хуже? Нет, просто у них больше нет такого количества разного рода публикаций, так как ставка делается на кого-то нового. Нет публикаций - нет продаж. Это называется “реклама”. Вот и все.

- Но ведь вы бы действительно могли донести свои идеи до более широкого круга людей, ты так не считаешь?

- Нет. По двум причинам. Во первых, наш “мессэдж” - это то, ЧТО мы делаем, и то, КАК мы это делаем. Если мы идем на подобный компромисс, то этот “мессэдж” просто не имеет никакого смысла. В начале девяностых, когда MTV имело наибольшее влияние, многие предлагали нам снять для них видеоклип. Мы отвечали: “Нет, нам это не интересно”. Объясню почему. Представь себе большой прозрачный стерильный сосуд. Если ты положишь на дно маленький кусочек дерьма, то ты можешь четко видеть: на дне прозрачного стерильного сосуда лежит маленький кусочек дерьма. Теперь представь большой прозрачный сосуд, полный дерьма. Попробуй положить туда кусочек чего-то чистого. Сможешь ли ты увидеть в этом прозрачном сосуде, полном дерьма этот чистый кусочек? Нет, потому что этот чистый кусочек будет полностью в дерьме, и будет вонять дерьмом. И от дерьма его уже не отличить.
Вот наш взгляд на MTV. Нельзя прыгнуть в воду, чтобы объяснить людям в воде, что они - мокрые. Потому что теперь ты тоже мокрый.

- В своих интервью ты говорил, что вовсе не хотел создавать никакое движение, написав песню The Straight Edge. Тем не менее, движение возникло, и носит название твоей песни. Как ты к этому относишься?

- Совершенно верно, никакого движения я не задумывал. Я просто написал песню о том, как живу я. Это мое личное решение. И эта песня - прежде всего о праве индивидуального выбора. А это не имеет ничего общего с молодежным движением, так как индивидуальность заканчивается там, где начинается массовое движение. Потому что начинается давление на людей, которые не полностью соответствуют этому движению. Мне не может нравится такое. При этом большинство людей, которых я встречал, и которые называли себя стрейтэджерами - это хорошие люди, которые стараются делать правильные вещи и улучшать свою жизнь. Для них Straight Edge - это феномен. И я горжусь, что двадцать лет назад написал песню, которая до сих пор вдохновляет их. Но всегда бывает извращенное толкование идеи, и есть фундаменталисты, которые надели на себя идею Straight Edge, словно униформу. И превратили это в некое “движение” с правилами и законами. Да, у них нет проблем с алкоголем или наркотиками, их проблема - насилие над личностью, а это гораздо хуже. Естественно, мне не хотелось бы, чтобы такие люди как-то ассоциировались со мной. Таких не очень много, но они привлекают больше внимания. Это лишний раз подтверждает, что легче обратить на себя внимание, если драться или убивать. Это всегда новость. Ты можешь прийти на вечеринку, где будет 50 человек, 48 из которых могут вести невероятно интересные беседы. Но если оставшиеся двое подерутся, то именно это и будут обсуждать на следующий день. Такова природа . Насилие - это ужасно, но это - пища для новостей. Мы больше слышим о hardline - стрейтэджерах лишь потому, что никому не интересно сообщать о нормальных людях.

- Ты считаешь себя стрейтэджером?

- Я никогда не называл себя “стрейтэджером”! В песне поется: “I’ve got the straight edge” - о линии, которую я не переступлю. Я не пью, я не курю, я не употребляю наркотики. Вся терминология, опять-таки, появилась потом.

- Не все знают, что альбом In On The Killtaker был изначально смикширован Стивом Альбини. Не расскажешь об опыте работы с ним?

- Мы давно знаем друг друга. В 1992 году он пригласил нас в свою студию в Чикаго. Вместе с ним мы записали большую часть песен для альбома “In On The Kill Taker”. Нам очень понравилось играть вместе, и мы крайне плодотворно пообщались. Все было здорово, кроме того факта, что звучал записанный материал плохо. В студии мы были в восторге от него, но когда приехали домой и прослушали запись, то огорчились. Тем не менее, я считаю Стива гениальным звукоинженером. Мы по-прежнему поддерживаем дружеские отношения. В Чикаго мы всегда предпочитаем выступать вместе с его группой Shellac. Но никак не можем попробовать записаться вместе еще раз, потому что он все время в своей студии в Чикаго, а мы стараемся не уезжать надолго из Вашингтона, если нет концертного тура. У нас здесь семьи, а у Брендана и Джо уже есть дети.

- Среди поклонников Fugazi - Майкл Стайп из REM и Эдди Веддер из Pearl Jam. У тебя есть возможность делать музыку со многими талантливыми музыкантами, не хочешь ей воспользоваться?

- Я слишком занят, делая музыку в Fugazi и управляя Dischord records. Не могу сказать, что часто возникает ситуация, когда мне нечего делать и я подумываю: “А не позвонить ли мне Эдди, чтобы записать совместную песню?”. Если ты намекаешь, что я не играю музыку вне Fugazi, то это не так. Я часто музицирую с друзьями или один, просто я не записываю и не выпускаю это. Недавно мы несколько часов играли с Джоном Фрушианте (Red Hot Chilli Peppers). Здорово, но продавать это я не тороплюсь.

- Ваша музыка сильно изменилась с выходом альбома “Red Medicine”, став менее быстрой и тяжелой, но более глубокой и экспериментальной. Что повлияло на вас тогда?

- В 1994 году, после выхода “In On The Kill Taker”, Брэндан на полгода переехал в Сиэттл. Его подруга, которая позже стала его женой и матерью его детей, получала там образование, и ему надо было быть с ней. Он приезжал в Вашингтон на неделю - и уезжал в Сиэттл на месяц, и так в течении долгого времени. Естественно, это создавало некоторое напряжение в группе. Мы ведь действительно близкие люди, друзья, мы много общаемся. Когда нет концертов, мы играем вместе 3-4 раза в неделю. Даже без одного человека мы уже не Fugazi. Группа практически не существовала эти полгода, и это сводило всех, в том числе и Брэндана, с ума. В итоге мы сказали ему: либо группа существует, либо нет, среднего варианта не может быть. Брэндан согласился и вернулся в Вашингтон. Этот случай заставил нас несколько переоценить идею группы. Мы по прежнему хотели бросать вызов своей музыкой, но теперь это был вызов прежде всего самим себе. Наверное, это и был решающий стимул.

- Ты согласен с людьми, которые считают гитарную музыку ограниченной?

- Нет. Такого нельзя сказать ни про один инструмент, а лишь про людей, которые играют на них.

- Насколько я знаю, вы уже записали новый диск под названием “The Argument”, и он должен выйти в ноябре. Можешь что-то рассказать о нем?

- Я не вижу смысла рассказывать о еще не вышедшем альбоме. Если захотите, вы все услышите сами. Музыку проще играть, чем описывать. Могу сказать лишь, что в него войдет 10 песен и одновременно выйдет сингл “Furniture”. Некоторые из новых песен мы исполняли на концерте в Fort Reno Park.

- Мне запомнилась песня с фразой “I’m talking ‘bout housing”. Как она называется и в чем суть проблемы, связанной с американским понятием “housing”?

- Она называется “Cash Out”. За последние пять лет в США резко повысилась рентная плата за квартиры. Одновременно с этим, благодаря спекуляциям, связанным с интернетом и компьютерами, появилась много неожиданно разбогатевших людей. Они с радостью стали платить большую аренду жилья, так как неожиданно почувствовали, что богаты. “Ах, я зарабатываю 170.000$ в год, в первый же год работы, значит все будет еще лучше”. Цены постоянно ползут вверх, и огромное количество людей уже не могут позволить себе жить там, где раньше. Они вынуждены переезжать не только в другие районы, но и в другие города. До тех пор, пока лэндлорды не повысят плату и там. Люди должны где-то жить! Правительство не замечает, что надвигается настоящий кризис.

- Известно, что в юности ты был скейтбордером. Ты продолжаешь кататься сейчас?

- Да, я все еще катаюсь. Не слишком часто - раз в неделю. К тому же мне нельзя получать травмы, надо быть довольно осторожным. Никаких рамп и vert. Я предпочитаю школьные дворы. Сейчас я катаюсь не так агрессивно, как раньше, и конечно, не каждый день. Но все еще считаю себя скейтбордером.

- Значит ты скейтишь уже лет 20?

- Я начал кататься в 1974 году. Получается, уже 26 лет.

- Да ты должен быть реально крут.

- Первые шесть лет я был просто болен скейтбордом. Катался постоянно. Не то чтобы прям “реально крут”, но был хорошим райдером. Потом на первый план вышла музыка, и я стал кататься время от времени. Так что опыта у меня навалом, а вот практики - не очень. Наверное, современные про-райдеры мой уровень не оценят. Хотя мне все равно. Я никогда не катался для людей - только для себя.

- Как, на твой взгляд, изменилась скейт-культура за два десятилетия?

- Когда я выбрал музыку, я ушел из скейт-культуры. Многое в ней стало для меня не слишком привлекательным. Множество мачо-парней, агрессивных соперников и соревнований. Для меня же скейтбординг с самого начала был скорее социальным явлением, чем спортивным. Мы с друзьями могли просто забить на все, взять доски и погнать на них (skate away). У нас была практически банда. Ну или команда, состоящая из друзей из одного квартала. Кстати, Генри Роллинз был одним из нас. С помощью скейта я по-другому воспринимал мир. Каждый объект рассматривал с точки зрения того, что с ним можно сделать с помощью скейтборда. Люди видели тротуары - я видел линии. Люди видели бордюр - я видел место для грайндов. Все видишь по другому, когда смотришь глазами скейтера. И это научило нас воспринимать мир по-другому, не так как все. А это и есть философия панка! К сожалению, уже в начале восьмидесятых скейтбординг стал более коммерческим. Скейтеры стали делиться на про- и не про-райдеров. Мне было не интересно, сколько можно заработать на скейтбординге, или кто катается лучше. Наоборот, мне нравилась идея противопоставления скейтбординга традиционным видам спорта и отдыха, а не отождествления с ними. Когда мои одноклассники вовсю торчали на всяких тусах, я шел и катался. Я отвергал обычную школьную жизнь - для меня были вещи поважнее. В восьмидесятых я понял, что меня больше привлекает идея панка. В скейт-культуре появилось много людей, озабоченных продажей мерчендайза, а моей целью не была покупка одежды и просматривание рекламы в журналах. И я перестал читать эти журналы, и продолжал просто кататься, сам по себе или с друзьями. Я люблю иногда посмотреть, как люди катаются, и я в курсе каких-то событий, но я не связан со скейт-культурой.

Есть ли надежда, что Fugazi когда-нибудь приедут в Россию? Вы были во всей восточной Европе, кроме России.

- Это довольно сложно. Россия находится очень далеко, а европейское турне у нас нескоро. О ваших таможнях ходят самые страшные слухи. Нам предлагали пару раз выступить в Москве, но никто не гарантировал оплату авиабилетов. В крайнем случае мы можем выступить бесплатно - но кто-то должен оплатить дорогу. Была какая-то контора, которая предлагала все организовать, но они не показались мне внушающими доверие. Мы должны быть уверены во всем. Если мы дадим концерт в Москве, то это должно быть действительно хорошее шоу с хорошим звуком и хорошими людьми в зале. Если кто-то может все это гарантировать - пусть свяжется с нами.